«Школа волшебства» и другие истории - Михаэль Андреас Гельмут Энде
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего страшного.
Начиная с этого момента мои воспоминания несколько путаются, потому что события начали развиваться с катастрофической скоростью. Помню, я выбежал на кухню, чтобы принести ведро с водой, поскольку хотел спасти рыбок. Вернувшись в комнату с полным ведром, я увидел, что большой ребёнок тем временем распахнул платяной шкаф, вытащил из него все мои костюмы с рубашками и теперь вытирал ими пол. Я тотчас же сообразил, что делает он это, само собой разумеется, не со зла, а лишь желая помочь мне.
Подбирая рыбок и выпуская их в воду, я деликатно объяснил ребёнку, что для уборки не стоит использовать костюмы и рубашки, поскольку они придут в негодность.
– Ничего страшного, – с воодушевлением ответил он, желая показать, что не нужно принимать так близко к сердцу столь незначительное происшествие.
Я побежал на кухню с ведром, в котором теперь плавали мои рыбки, чтобы найти там подходящую посуду, куда мог бы на время поместить своих маленьких любимиц (ведро требовалось мне для уборки). Перебирая кастрюли и миски, я услышал странный шум в гостиной. Но, поскольку на сей раз за ним не последовал крик, я не придал этому значения. Ведь я же знаю, как болезненно реагируют дети, когда им по каждому поводу твердят, что они-де не должны делать того или этого.
Когда я наконец вернулся в комнату, мой юный гость натянул через неё верёвку, уронив при этом на пол две картины и разбив вдребезги антикварное зеркало, и повесил сушиться мокрые костюмы и рубашки. Я был тронут его заботой. Только, к сожалению, ребёнок – вероятно, для того, чтобы вещи сохли быстрее, – разжёг прямо на ковре в гостиной большой костер из бумаги, которую он обнаружил на моём письменном столе.
Ребёнок, естественно, действовал из самых лучших побуждений. Ему ведь и в голову не могло прийти, что толстенная стопка мелко исписанных листов была моей новой книгой, которую я только что завершил. Я подскочил к костру и стал выхватывать из пламени обгорелые страницы, чтобы спасти хоть что-нибудь.
Юный гость последовал моему примеру, однако, видимо, принял мои действия за весёлую игру, потому что принялся разбрасывать горящие обрывки по всей комнате.
– Остановись! – крикнул я. – Не делай этого! Ты же весь дом спалишь!
– Ничего страшного, – заметил большой ребёнок.
Дальше события сменяли друг друга как в калейдоскопе. Я только успел вызвать по телефону пожарных, а затем потащил ребёнка, который радостно смеялся и явно не сознавал, в какой опасности мы находимся, вверх по лестнице, потому что путь к выходу был отрезан разбушевавшимся пламенем. Кончилось тем, что мы через окно на чердаке выбрались на крышу.
– Послушай, – задыхаясь от густого дыма, проговорил я. – Сейчас ты должен проявить благоразумие и слушать меня внимательно, чтобы всё сделать правильно. Нам придётся прыгать отсюда вниз.
– Ничего страшного, – пожал плечами ребёнок.
И тут мы прыгнули. С ним, к счастью, ничего не случилось, поскольку он упал на меня, следовательно, приземлился относительно мягко, тогда как я сломал себе руку и ногу.
Последнее, что я запомнил, прежде чем меня унесли на носилках, – это был большой ребёнок. Он стоял в зареве горящего дома и приветливо махал мне рукой. Нет сомнений, что действовал он без всякого злого умысла.
* * *Вот уже две недели как я лежу на больничной койке, рука и нога в гипсе. Пройдёт ещё немало времени, прежде чем меня выпишут. Затем мне нужно будет найти себе новый дом. Новую одежду мне тоже, естественно, придётся покупать, а свою книгу я должен буду написать заново, с самого начала. Большого ребёнка я с тех пор ни разу не видел. Говоря откровенно, я бы не очень расстроился, если бы мы так никогда и не встретились.
Низельприм и Назелькюс
В поисках овеянной легендами страны Бредландии всемирно известный учёный, шутковед и чепухолог Станислаус Ступс однажды открыл посреди океана остров, не обозначенный ни на одной карте. Он приказал капитану корабля бросить якорь у побережья и на вёсельной лодке в одиночку высадился на сушу.
Остров этот имел форму остроконечной шляпы лазорево-синего цвета. Прибрежная полоса была, так сказать, её полями и составляла в ширину двадцать или тридцать метров, а сразу за ней, утончаясь, будто морская раковина, к небу вздымалась конусообразная гора, прорезанная глубокими расщелинами. Какая бы то ни было растительность на этом острове, похоже, отсутствовала.
Огибая по окружности гору и пытаясь оценить её приблизительную высоту, Ступс наткнулся на дорожный указатель с двумя стрелками. На той, что отсылала вправо, было написано «К Низельприму», а на той, что влево, – «К Назелькюсу».
Сначала Ступс не мог решить, в каком направлении ему следует двигаться, потому что ни то ни другое имя совершенно ни о чём ему не говорило. Однако затем он обнаружил нечто такое, что сразу определило его выбор: в действительности существовала только одна дорога, а именно вправо. С левой же стороны – стало быть, там, куда следовало бы идти к Назелькюсу, – громоздились едва ли преодолимые скалистые уступы.
В конце концов Ступс отправился к Низельприму по добротной, удобно проложенной дороге, которая гигантской спиралью закручивалась вокруг горы. Этот Низельприм, очевидно, жил на самой вершине.